Лев Любимов: "В России надо радикально менять парадигму школы"

Лев Любимов (Фото: РБК)

Перед началом нашего интервью вы рассказали, что проведённый среди десятилетних детей мониторинг показал, что они – лучшие в мире. Чем вы можете это объяснить.

Я говорил о международном мониторинге PIRLS (Исследование качества чтения и понимания текста – ред.). Могу объяснить это только тем, что генетический код – очень мощная вещь. Каждую неделю я бываю в московских школах, как правило, очень больших, и вижу этих детей. Я вижу детские сады – совершенно уникальные: Финляндия отдыхает по сравнению с Москвой. Я вижу начальные школы, этих малявок, и могу сказать, что, да, эти дети – лучшие в мире. Это подтверждают и данные последнего международного мониторинга.

Мне особенно интересно это слышать от вас, зная, что вы – человек опытный и вместе с тем ироничный, смотрящий на действительность без "розовых очков". В XX веке Россия понесла такие страшные людские потери: столько народу было уничтожено, оказалось за рубежом, погибло в результате двух мировых войн, революции. Неужели при всех этих обстоятельствах генетический запас мог сохраниться?

Это факт. Другое дело, что есть ещё мониторинг PISA (Международная программа по оценке образовательных достижений учащихся – ред.), который оценивает пятнадцатилетних. Получается, что с 5 по 9 класс наша школа опускает детей почти до плинтуса.

Поразительно.

К сожалению, так и есть. Она усредняет лучший в мире материал до состояния абнегизма, "серости".

И что же делать? Как сохранить этот генетически мощный код?

Радикально менять парадигму школы.

Каким образом?

Ответ на этот вопрос уже дан на Западе и на Востоке. Давайте очень коротко. Массовая школа возникла на рубеже XIX-XX веков – в мире и в России. Наука, занимающаяся школой, называется так же, как и сама отрасль – "образование". У нас она начисто отсутствует в отличие от других стран. Дидактическая модель, "наставительная" или, как я её иногда называю, "принудительная" возникла именно в таком виде, потому что этого требовало от неё общество: ему нужен был работник, который владел одним алгоритмом и был лояльным хозяину, семье и государству.

Но это не означает, что всем это нравилось. Были люди, которые придумали нечто, что человечество стало активно и массово использовать только в последнее время – потом расскажу об этом подробнее. Поначалу это не прижилось, потому что случились трагедии, о которых вы упомянули – Великая депрессия, Вторая мировая война. Но спустя десять лет после последней появились первые вычислительные машины, началось освоение космоса, реактивная авиация – и возник спрос на массового учёного. Ясно, что нужна была другая школа.

На Западе озаботились этим вопросом, и бывший наш лингвист Роман Якобсон сказал: "Ребята, что вы мучаетесь, почитайте Выготского". Лев Выготский умер в 1934 году, а в 1962 году его перевели [на английский] и ахнули. Затем перевели все его труды, перевели Алексея Леонтьева, Александра Лурия и т.д. В 70-е годы на Западе возникла наука "образование" (education) и начались реформы. Они заняли лет тридцать. И на сегодняшний день мы имеем страны, которые лидируют в этой сфере: Северная Европа (вся Скандинавия, Нидерланды), Канада.

На Востоке это началось позже, но поскольку с точки зрения подражания они просто рекордсмены, результат уже виден. Революция произошла эволюционным путём, зацепив даже какую-то часть бывшего Советского Союза. Например, многих удивляет, что в прошлом году первое место по образованию в Европе заняла Эстония.

А почему они оказались в лидерах?

Потому что они смогли очень быстро скопировать то, что было в Финляндии, и мощно это распространить и применить. Поэтому когда вы спрашиваете, что надо делать у нас, я отвечаю, что надо переходить к этой новой парадигме.

То есть опять догонять кого-то?

Эпохи в образовании делают не педагоги, а люди, которые понимают, что происходит в черепной коробке – психологи, педагогические психологи. Александр Григорьевич Асмолов – один из двух-трёх лидеров современной психологии в нашей стране. Он и его группа создали стандарт, из которого следуют две задачи: личностное развитие и развитие интеллекта. Я, правда, не очень согласен с Александром Григорьевичем, который назвал их "метапредметными компетенциями", – в мире уже есть термин cognitive skills – "когнитивные компетенции".

В "Вышке" есть два кластера. Один в Перми – он посвящён тому, чтобы поднимать предметную квалификацию преподавателей и учителей, доводя их до уровня экспертов. Человек, вроде, и не имеет магистерской степени классического университета, но владеет [материалом на необходимом уровне]. В Москве есть другой кластер, объединяющий более 60 крупных школ – примерно 140 тыс. детей – где задача состоит в том, чтобы перевести их на другую парадигму.

В чем смысл? Смысл в постановке самой задачи. Что мы хотим получить на выходе? Попробую сформулировать: школа должна наделить выпускника умением постоянно и самостоятельно осваивать новые знания, новые компетенции и новые специальности, чтобы это позволило ему постоянно оставаться в составе рабочей силы и обеспечивать достойное благосостояние.

Что такое "умение самостоятельно осваивать новое"? Когда в школах начинают обсуждать, какие предметные знания пригодятся в дальнейшем, мне довольно забавно за этим наблюдать. Дело в том, что это общее образование, а не профессиональное. И то, чему вас учили в школе, в вашей взрослой жизни вам не вряд ли пригодится. Пригодился бы один предмет, но вас ему не научили. Догадайтесь, какой?

Психология.

Английский язык. Знаете, о чём я бы спросил у Ленина, если бы была возможность? "Вы же окончили гимназию, что вам пригодилось в последующей жизни?" Он наверняка бы ответил: "Английский, французский, немецкий, греческий и латынь". Навсегда это "распахало" его мозги и открыло ему четыре стороны света, любую книгу, любую статью. Отсюда и его гениальность, если хотите.

Поэтому мне забавно, когда сегодня обсуждают этот вопрос. Нужен ли школе контент? Конечно, нужен. Для чего? Для того чтобы научить школьника познавательным компетенциям. А что такое "научить познавательным компетенциям"? У вас же есть дети?

И внуки даже.

А старшему из детей сколько?

Дочери 41 год.

Вот если ей работодатель скажет: "Вот есть проблема, реши её", то куда она полезет сначала? В интернет. Так начинайте с первого класса! Дети, которым сегодня 7 лет, в 2035 году должны владеть навигацией в интернете очень глубоко.

Именно навигацией?

Конечно. Это же океан знаний. Поэтому вам надо знать общую карту: вот параллели, вот меридианы, вот полюса. Но это не всё. Для того чтобы этим владеть, надо понимать простую вещь, о которой я уже упоминал. Итак, представьте конвейер Форда – это один алгоритм работы. А теперь представьте современный конвейер Toyota – там 15 моделей автомобилей собираются сразу на одной ленте. Там рабочие? Нет, автоматы, потом – роботы. О чём это говорит? Либо мы научим человека, который выходит из школы, увидев проблему, найти алгоритм её решения, либо алгоритм заменит его. Вот чему должна учить школа. И не важно, какой будет контент.

Хотя, совершенно ясно, что у действующей когорты учителей есть стереотипы (причём, не только у нас, а везде и всюду). Например, математика. Это не просто предмет, а язык – язык познания самых сложных вещей, которые не познаются никакой знаковой системой, кроме этой. Но мы же учим алгоритмам, а не языку. Вот спросите учителя начальных классов о том, что такое "число" "натуральное число", "смешанное число", "прямая", "луч" и есть ли синонимы к этому слову. Причём, надо, чтобы он ответил с ходу, немедленно.

Ведь класс обычно молчит во время преподавания арифметики, стучит мелом по доске, решая задачки – это те же алгоритмы. Но они развивают память, а не мышление. Мышление – это когда ученики начинают владеть синтаксисом математики.

И не только математики, но и всего остального.

Конечно. И физики, и биологии, и чего хотите. Весь мир категоризирован, и математика имеет свой огромный лексический регистр. Но никто на этом языке не говорит, а просто "лупят" алгоритмы. Сегодня придумали новый стандарт, который уже вызвал возмущение по всей стране. Ведь учебник – это алгоритмированные, "таблеточные" знания. Повторюсь: если вы учите алгоритмы, то вы тренируете память. Что ждёт условная "Марьиванна" от ученика? Она ждёт, что он выучит конкретный параграф и сдаст его. Кому это надо? Алгоритмы нужны, но если вы на них зацикливаетесь, то блокируете развитие креативного мышления.

По аналогии со знаменитой английской бакалаврской программой, которая называется Liberal Arts ("Свободное искусство") у нас есть одна такая программа в Питере – просто класс, что она делает с людьми! Чуть ли не главной её задачей является работа с текстом, поскольку культура – это текст в разных знаковых системах.

Есть замечательная работа известного психолога Говарда Гарднера "Структура разума" (Frames of Mind), в ней говорится про восемь интеллектов и восемь языков. На самом деле же их тысячи. Помните, я говорил про Ленина? Английский, немецкий, французский, греческий, латынь – и вы имеете 55 томов очень неглупых вещей. Поэтому главное – это языки.

Когда же я думаю о китайцах и их успехах, то задаюсь вопросом, слабо ли нам 6 тыс. иероглифов знать? Какова же там конечная сумма значений, которые можно получить биномом Ньютона из такого количества иероглифов! Речь же идёт, наверное, о квадриллионах!

Поэтому мне бы хотелось видеть нижегородские школы, которые занимаются подобными вещами. Чтобы они работали с открытой информацией, давали открытые задачи – их больше всего в геометрии и меньше всего в алгебре. А вообще они должны быть везде – в физике, биологии, химии, истории. Например, вы хотите изучать Бородинское сражение? Попробуйте переставить фланги и реконструировать.

То же самое с литературой. Говорят, что сейчас придумали в школе читать 260 произведений. Я советую купить или найти в интернете всего два учебника по русской и зарубежной литературе. Автор – всем известен. Он разбирает всю литературу на основе анализа всего десяти произведений.

Набоков.

Совершенно верно, Набоков Владимир Владимирович. "Лекции по русской литературе" и "Лекции по зарубежной литературе".