Виктор Екимовский: "Композиторами нынче себя называют все подряд"

Виктор Екимовский (Фото: РБК)

Вы приехали в Нижний Новгород в рамках концертов, которые дает Волго-Вятский филиал ГЦСИ в составе РОСИЗО. Музей отличается очень широким музыкальным форматом, регулярно приглашает сильных исполнителей. У нас очень сильна филармония. А часто ли вы бываете в регионах, и можно ли говорить о тенденции нового уровня интереса к классике?

Нижний Новгород – один из первых городов, возродившихся для серьезной музыки. Такие фестивали – а у вас их несколько, с постоянными названиями – это большая редкость. Не для Москвы или Питера, но для других городов – точно. Есть в Перми несколько фестивалей – там тоже миллионный город и много хороших музыкантов. У вас я знаю фестивали Opus 52, "Ночь музеев", "Картинки с выставки". Это очень полезные начинания, потому что сейчас многие люди интересуются такой музыкой, хоть она и сложна для понимания, но интересна.

Возможно, у меня взгляд не столь глубоко посвященного человека, но когда я читаю статьи и воспоминания музыкантов о XX веке, возникает ощущение, что тогда вокруг музыки кипела жизнь: имена, школы, творческие споры, а государство даже фактом запретов обращало на это внимание, показывало, что у композиторов есть влияние на умы. А как сейчас?

Так оно и было. Ещё до революции наша страна была одной из ведущих в области музыки и даже светочем для Европы. Если мы вспомним весь наш русский авангард, который потом поехал во Францию, это же явление всемирного значения. В советское время было сложнее. Простые люди знали своих композиторов – Дунаевского, Шостаковича, Хачатуряна, бывших очень известными людьми. Единственное – запрещалось что-то новое делать, но у нас оно запрещалось во всем, так что это была общая проблема: в литературе, живописи и музыке. Когда с 60-х по 80-е запреты почти все упали, выяснилось, что у нас очень много крупных композиторов, оказавшихся интересными и для Европы.

Сейчас есть это ощущение жизни – новые имена, новые произведения?

Это очень больной вопрос, и касается он не только музыки. Наше время не воспроизводит что-то новое, потому что ничего уже нельзя придумать. Сейчас эпоха постмодернизма, когда все вместе смешивается: из этого, казалось бы, получается что-то новое, хотя на самом деле ничего нового нет. Поэтому найти гениального композитора-современника очень трудно или даже невозможно, а раньше они находились всегда. Сейчас трудное время, и никто не знает, что делать дальше, какие вести поиски. Возьмем простейший пример: сыграйте на фортепиано какой-то аккорд, которого раньше не было – не найдете. Все уже опробовано, все сделано до нас. Даже шутка такая есть, что вся музыка уже написана.

Это очень страшный прогноз. Что же нам дальше-то делать?

Естественно, дальше тоже будут ищущие люди, которые будут находить что-то новое, хотя это уже не будет так ярко и так явно. Ведь и в области науки Нобелевские премии присуждаются не за великие, а какие-то мелкие открытия. Все измельчилось в какой-то степени. Хорошо, музыка – сложный вид искусства. А назовите-ка какой-нибудь абсолютно гениальный современный роман. Трудно.

При этом молодые композиторы все равно появляются. Каким вы видите их уровень подготовки, качество и уровень их музыкального образования вообще?

Образование в музыке пока еще профессионально. Консерватории готовят высококачественных композиторов, музыковедов, скрипачей, пианистов. Весь мир это признает. Это пока ещё у нас не разрушили, как происходит в некоторых других сферах. Единственное – это в крупных городах так, а на периферии есть проблемы. Урезают должности, финансирование, все. У меня была встреча в Нижегородской консерватории с молодыми композиторами, на которой выяснилось, что на кафедре композиции работает только два профессора. При этом раньше было шесть, десять и больше. Преподавателей с именем становится все меньше, а вместе с ними – меньше студентов. Но уровень все равно очень высок, потому что музыкальные вузы готовят хороших специалистов. Сейчас порой слушаешь музыку – и вроде не особенно интересно, но сделано замечательно, на высочайшем профессиональном уровне. Правда, раньше было так: если хорошо сделано, значит это хорошая музыка, а сейчас эти две вещи разделяются.

Какие перспективы у нынешних молодых композиторов? Что будет после того, как они выпустятся?

Если говорить о назначении жизни, то перспективы очень сложные, потому что композиторы сейчас прозябают в бедности. За музыку практически никто ничего не платит. Раньше было так: человек пишет симфонию, министерство ее покупает, и на эти деньги можно было безбедно прожить целый год. Сейчас такого практически нет. Конечно, композиторы легкого жанра – в шоколаде, зарабатывают колоссальные деньги, но это же совсем другое. А в серьезном академическом кругу разве что кино спасает, хотя и туда пролезли все полукомпозиторы. Набрать мотивчик на машине, а она сама подскажет, что делать – это может кто угодно. Тут образования не надо.

Как изменилась сама профессия композитора? Расширилась или размылась? Вы сами как ее для себя определяете?

Композиторами нынче себя называют все подряд, все, кто хоть как-то соприкасается с музыкой. Три нотки извлек – уже композитор. Столько людей на эстраде развелось, кто никогда ничему не учился. Естественно, образование должно быть, потому что музыку писать – очень сложное дело. Тут много чему учиться надо, знать ноты, инструменты, чтобы все это легко было и все время под рукой. А когда напел мотивчик, и тебе его инструментовали – это стыдно.

В нашей истории бывали времена, когда люди творческих профессий уезжали за рубеж в поисках лучшей жизни. Это бывало и массово. Как происходит глобализация в музыке сейчас? Имеет ли значение, в какой стране ты сочиняешь, или по-прежнему есть колоссальная разница между Россией, Европой, Америкой и Японией?

Сейчас все стерлось. Композитор стал гражданином мира. Раньше мы стояли особняком из-за идеологии, должны были писать про Ленина и партию. За это и деньги платили всегда. А когда человек не хотел про это писать, его смешивали с грязью, говорили, что он плохой композитор, даже концертов не давали. Были списки авторов, кого нельзя передавать по радио.

Это все было, и люди уезжали, хотя и не массово. Уезжали не за лучшей жизнью, а чтобы творить и тебе не мешали. Это потом, в 90-е, поехали за колбасой. А сейчас ты можешь быть где угодно и работать где угодно. У нас все разрешено и ничего не поддерживается – ни хорошее, ни плохое. Те, кто уехал раньше, там застряли. Бывает, некоторые возвращаются. У меня тоже случались моменты, когда можно было уехать, но не хотелось. Просто смысла в этом никакого не вижу. Да, там лучше бытовые условия, но мы и здесь с голоду не помираем.

Получается, серьезная музыка не может выжить без поддержки государства, и продаж билетов на концерты явно недостаточно. А с государством отношения не такие простые. И вроде бы все разрешено, и есть гранты. Но потом такие истории чуть ли не уголовным делом оборачиваются. Как, на ваш взгляд, нужно выбираться из всего этого?

Боюсь ошибиться в цифрах, но у нас что-то около 0,2% бюджета дается на культуру, а в Германии – 6%. Вы представляете, какова разница, и как там живется композиторам? Там множество серьезных фестивалей, поддерживаемых государством. Идут заказы, и композиторы просто так ничего не напишут – на Западе они всегда получат деньги. Это мы просто так пишем, а там – заказы, заказы. При Советском Союзе и у нас так же было, но сейчас ничего такого нет. Очень сложно существовать в невостребованной профессии.

Обидно и страшно терять серьезную музыку, потому что обязательно наступит время, когда она снова будет востребована, но дать ее уже будет некому.

Люди как-то приспосабливаются. Кто-то преподает, кто-то дослуживается до профессора. Лет десять назад меня приглашали в консерваторию и сразу на эту должность. Я не пошел: моя особенность – стремление быть свободным, а знать, что, к примеру, в 11 утра нужно обязательно быть на месте – это мне не нравится. Но я долгое время работал в издательстве музыкальным редактором – вот это мне удобно, можно делать работу даже дома. Кто-то в драмтеатре подвязывается, кто-то еще где-то. Каждый себе нишу находит, ведь детей кормить надо. Это раньше композиторы были отшельниками, а сейчас нормальные семьи имеют.

Фестиваль Opus 52, о котором вы упомянули, в этом году, кстати, не состоялся из-за отсутствия финансирования. Но публика-то на классику начинает ходить. Помню, в Москве на день города был концерт классической музыки, принятый очень тепло, с восторгом. То есть люди хотят это получать. Но нужен бэкграунд, понимающий человек, который рядом и сможет объяснить.

Очень часто так и происходит. В Москве, например, есть специальные передачи на телевидении и радио, которые не чураются классической музыки, рассказывают и показывают. Проблема не в том, что люди могут не любить такую музыку – они просто ее не знают. Когда я вам за 5 минут составлю программу из сложных, но очень интересных произведений, то любой человек, умеющий копать, услышит и удивится. Может быть, он поймет совсем не то, но ему будет интересно. Весь ужас в том, что он никогда не слышал и не знает этого.

То есть вопрос стоит не столько в привлечении слушателей на концерт, не в маркетинге, грубо говоря?

Понимаете, "Войну и мир" каждый тоже на своем уровне воспринимает. Кто-то историю вспоминает, которую когда-то в школе проходил, другой бежит по верхам, а третий с удовольствием читает фрагменты на французском. Каждый берет что-то для себя на своем уровне. Если он воспринял, может перейти на уровень выше. Но все это нужно знать и давать людям. А у нас в школе уже и уроков музыки теперь нет.

Остается надеяться на инициативы, с помощью которых будет организовываться больше концертов для думающей публики. Пусть инициативы пойдут не от государства, а со стороны зрителя. Тогда на запрос реагировать придется.

Сейчас спонсорство приобретает массовый характер. Меценаты стараются помочь, и наша музыка попадает в разряд нужной. Ведь Бетховена и Моцарта в сотый раз слушать уже не надо, а что-то неизвестное – уже интересно. Думаю, просвет постепенно будет, но нашим людям, чтобы достичь европейского уровня мышления, предстоит очень долгий путь.