Николай Ходов: "Без инновационного развития никакой перспективы не будет"

Николай Ходов (Фото: Михаил Солунин/РБК)

Слово "инновации", которое ещё недавно казалось сложным, сейчас звучит буквально из каждого утюга. Почему вашу компанию называют инновационной? Насколько это определение важно для вас, и насколько оно соответствует тому, что вы делаете?

Для нас это не просто слово. Нашей компании 15 лет, и с самого начала мы начали думать о том, что можно сделать на заводе "Оргхим" в Урене Нижегородской области, исходя из его специфики. Около года мы пытались понять, с чем подошёл менеджмент завода к тому моменту, когда мы стали главными акционерами предприятия. Ведь химия – безгранична, а органическая химия приносит миллиарды долларов крупным мировым игрокам. И нам было понятно, что если не встать на путь инновационного развития, не придумать чего-то, что позволит "взорвать" рынок, то никакой перспективы не будет.

И что же вы придумали, чтобы иметь выручку в сотни миллионов долларов? Звучит впечатляюще для компании с нижегородской пропиской.

Да, на сегодняшний день так и есть. Когда рассказываешь об этом даже знакомым со спецификой людям, всё равно осознание того, что всё это можно сделать на базе в Урене, почему-то до конца не приходит. Если говорить о том, что является драйвером развития, то наш основной рынок, основные клиенты – это шинные компании. Теоретически дальше идут автомобили – тема уже близкая Нижнему Новгороду. Все прекрасно понимают, что это направление сейчас развивается, туда вкладываются миллиарды долларов, и там постоянно появляются разнообразные новинки. А вот шинный рынок зачастую закрыт. При этом именно там как раз в последнее десятилетие и происходят серьёзные подвижки. А ведь рынок совсем молодой.

Мы сделали очень простую вещь, которая и позволила компании иметь то, что она имеет сейчас. Это неканцерогенное масло-наполнитель. Подчёркиваю – неканцерогенное. Оно нефтяного происхождения, но на молекулярном уровне очищено от канцерогенов и вредных компонентов, которые обычно присутствуют в резине. На сегодняшний день мы поставляем этот продукт в 14 из 20 топовых компаний шинного рынка. Чтобы их перечислить, можно начать с самого верха списка: Michelin, Bridgestone, Goodyear, Hankook, Pirelli, Nokian. Это крупнейшие мировые компании, и все они с нами связаны не просто на уровне отдельных поставок или поставок в один регион, как можно было бы предположить (на российские заводы, например) – это и Азия, и Южная Африка, и Латинская Америка. Это мировые лидеры производства, работающие над тем, что будет на колёсах наших автомобилей лет через пять-десять.

Из этого вытекает стандартный для сегодняшней геополитической обстановки вопрос, связанный с санкциями и контрсанкциями. Ваши клиенты – это западные производители, в том числе из стран, поддерживающих санкции против России. Вам это каким-то образом мешает – в работе, во взаимоотношениях?

Бизнес, в первую очередь, прагматичен. Об этом говорят все, в том числе – руководство нашего государства. Мы – вторая компания в мире, которая поставляет неканцерогенные наполнители перечисленным мною ранее игрокам этого рынка. Первая – немецкая компания. Вроде бы нет никаких проблем с тем, чтобы на неё сделать ставку – эта немецкая компания имеет ещё и дочернее предприятия в Тайланде. Можно было бы взять третью компанию – американскую. Мы втроём – игроки одного уровня.

И тут возникает вопрос: то, что мы из России – это проблема? Да, определённые трудности были, но тогда, когда про санкции ещё никто не говорил – в 2009-2011 годах. Это была своего рода "проблема начала": тогда компания из России впервые сделала то же самое, что делают немцы или British Petroleum, например. Причем, сделала не хуже.

Приведу пример с компанией Goodyear – компанией из мирового топ-3. Это был наш первый долгосрочный договор. Мы заключили его в 2011 году сроком на пять лет. У них тогда была большая проблема с принятием факта, что они могут ориентироваться на компанию из России, что она может помочь их шинам побеждать конкурентов. Эту ситуацию мы разрешили с помощью аудитов, качественной работы и серьёзного сервиса.

В 2014 году, когда появились [санкционные] списки, мы увидели среди наших уважаемых партнёров тех людей, которых прежде не видели никогда. Если прежде мы общались с исследовательским центром, закупщиками, медийными лицами, представляющими компанию, то тогда мы впервые увидели внутренние подразделения, которые начали задавать вопросы из разряда: "А нет ли у вас среди акционеров такого-то мистера?" И какой-то период времени – два-три месяца – эти вопросы были.

То есть это была формальность?

Я бы не назвал это формальностью. Компании такого уровня должны ориентироваться на свои правительства – не бывает исключительно транснациональных компаний. Они должны аргументировано отвечать на вопрос: "Почему ты работаешь с этой компанией?" Если у тебя есть ответ, то остальное придёт.

Получается, "бизнес, деньги и ничего личного" – формула старая, как мир. А работать с западными партнерами приятнее, чем с российскими?

Тут нет национального фактора, есть фактор профессиональный. Если человек, с которым ты работаешь, понимает, в чем может быть твоё лукавство, какие расчёты ты сделал не так, где ты не до конца разобрался с качеством, или у тебя нет гарантий долгосрочного сотрудничества, то он профессионал. И здесь национальности нет. Я могу привести много примеров, в каких странах есть профессиональные игроки, и есть те, кто случайно на рынке оказался. Не называя компаний, разумеется.

Ваш бизнес достаточно технологичен и сложен с точки зрения матчасти. Как я понимаю, с первых дней компанию создавали непосредственно разбирающиеся в химии люди.

Компанию создавали люди, разбирающиеся в том, что они хотят создать. Но по ходу интенсивной работы, например, мне тоже пришлось учиться химии. Я бы сказал, что без привлечения в компанию профессионалов в области химии и инноваций, наверное, ничего бы не получилось.

Ученых привлекали?

Безусловно. В нашей ситуации всё начинается именно с исследовательского центра. Наш расположен на территории ННГУ им. Н.И. Лобачевского – научно-исследовательский институт химии. В настоящий момент у нас с министерством образования существуют уже две совместные программы, и это та база, которой пользуются студенты. Мы понимаем, что здесь наши идеи приобретают полупромышленное воплощение.

Кадры тоже здесь же готовите? Или со всего света привлекаете?

Сейчас можно сказать, что мы – многонациональная компания. У нас есть офисы в Сингапуре, Малайзии, Польше, Люксембурге, где работают люди, которые не приехали из Нижнего Новгорода.

А как вообще обстоят дела с кадрами? Я говорю сейчас именно про Нижний Новгород, потому что штаб-квартира у вас всё же находится именно здесь. Ведь недалеко Москва, которая как большой пылесос забирает себе лучших – там зарплаты выше, соцпакеты и др. Чем привлекаете вы? Зарплаты держите высокие? Обещаете светлое будущее?

Я бы разделил проблему на две части. Есть проблема кадров общего назначения – хорошему экономисту, финансисту, по сути, нет большой разницы – работает он в химической компании или в торговой, финансовой и т.д. Если только у него нет какой-то особой мечты. И есть кадры с узкой специализацией. Вот с ними гораздо проще, потому что у "Оргхима" есть имя в отрасли, и многие хотят у нас работать, потому что понимают, что их идеи будут поддержаны и воплощены в жизнь, а инвестиции найдены. Вот кадры общей специализации – это проблема, причем, я бы не стал говорить, что она чисто нижегородская. В Москве, как мне кажется, она тоже есть, но в обратную сторону: люди приходят с хорошим ценником и резюме, но там мало отдачи. А у нас просто дефицит.

Ваша компания вошла в топ лучших компаний России. Насколько вас греют эти награды, попадания в рейтинги, или же ключевой показатель для вас – это выручка?

Я бы сказал, что акционер будет проверять не то, в каких ты рейтингах, в каких передачах ты засветился, а посмотрит именно на финансовые показатели. Поскольку я не просто нанятый генеральный директор, но и один из акционеров, для меня это важно. Поэтому я с удовольствием общаюсь, например, с вами, но это никак не скажется на успехе или неуспехе нашей компании.

Это многое объясняет, потому что наличие у первого лица ещё и доли в компании – это всегда совершенно другая мотивация. Но и рисков тоже больше.

Скажем, это может расслаблять команду. Если кто-то из исполнителей говорит тебе, что у нас есть такой-то риск, то он говорит это не просто коллеге или генеральному директору, а практически в адрес собственников – пусть они и думают. 

2017 год в России – это год экологии. Это важная тема не только для нашей страны, но и для всего мира. Причем, для Нижегородской области она особенно актуальна, учитывая наш Дзержинск. Тема "зеленой" химии очень популярна в мире, она растёт каждый год. И сейчас, видимо, наступило время, когда она стала маржинальной. В каком горизонте планирования работает ваша компания? И что из крупных проектов помимо шин вы сегодня затеваете?

Безусловно, наша история началась не с нефтяных продуктов и шин – завод изначально лесохимический. Поэтому мы и называемся биохимическим холдингом. Лесохимия была актуальна лет тридцать назад, и сегодня крупные игроки, на кого надо равняться, и потенциальные конкуренты говорят о биохимии – это комплексная переработка возобновляемых природных ресурсов – ответственная и устойчивая. Это не значит, что мы производим только из травы и дерева, а можем синтезировать любые потенциально опасные вещества, но делаем это устойчиво и на молекулярном уровне.

Вообще молекулярная химия – это и есть главная идея "зеленой" химии: если ты взял любой химический компонент, то ты должен понимать, во что ты его превратил и куда дел остатки. Это как раз вопрос экологии – выбросы, испарения, отходы. В этом разница между молекулярной и тоннажной химией. Во втором случае ты купил 100 тонн сырья, сделал 98 тонн продукта, а 2 тонны куда-то делось.

А вы покупаете 100 тонн сырья и производите 100 тонн продукта?

В нашем случае мы берём 100 тонн, а получаем 120 тонн – потому что есть синтез. Воздух и вода – это тоже химические компоненты. У нас есть один продукт, чтобы синтезировать который нужно взять 700 граммов химического компонента и насытить его воздухом. В итоге получается 1 кг очень важного продукта. Это мечта любой "зеленой" химии. Её суть в том, что я представляю, что и из какой молекулы сделаю.

Получается, что вы вернулись к истокам. Лесохимическая тема перспективна сейчас?

В мире это очень перспективная тема. Поэтому мы недавно анонсировали совместное предприятие в части переработки лесохимии с группой "Илим" – крупнейшим целлюлозно-бумажным вертикально интегрированным холдингом, добывающим свои собственные ресурсы и реализующим на мировых рынках финальную продукцию. Создать данное СП позволила наша вера в то, что биоактив – то сырьё, которое остаётся на комбинатах в качестве отходов, – можно превратить в серьёзные деньги. Это то, над чем мы будем работать ближайшие 15 лет.

Насколько я понимаю, "зелёная" химия – это не просто перспективно, но и нужно абсолютно везде: от фармацевтики до горной промышленности. Когда, как вы считаете, "зелёная" химия начнёт замещать другую? Когда холдинги, отравляющие природу, начнут перепрофилироваться? На это же нужны колоссальные затраты.

Приведу мнение одного из лидеров рынка – президента компании ExxonMobil Chemical Даррена Вудса, который недавно озвучил своё видение ситуации в отрасли на ближайшие 10-20 лет. Все слышали понятие "биотопливо". Вудс сказал, что точка преломления и трансформации в этом плане нас ждёт через 10 лет, а через 20 лет уже будут использоваться понятия "топливо" и "fossil fuel" или "ископаемое топливо". Мир перевернётся и поймёт, что если ты создал что-то из угля, нефти и газа, но не добавил никакого биокомпонента, то ты – пещерный топливный элемент.

Я знаю, что в вашей компании большое внимание уделяется корпоративному духу. Я помню времена, когда это было модно в начале 2000-х годов, но потом у всех это прошло, все друг от друга устали. Как вам удаётся столько времени поддерживать темп и настроение в коллективе? Вы лично во всём этом участвуете?

Вы правы, классический тимбилдинг про лазание по деревьям и совместные прыжки с парашютом, который был модным и популярным ещё лет пять назад, сейчас открывают для себя немного отставшие компании.

Стало понятно, что лучше всего такое движение выстраивать по интересам. Если коллектив подружился и куда-то пошёл – например, у нас юротдел прыгает с тарзанки – я об этом узнал из поздравительного видео на какой-то корпоративной вечеринке – то его надо поощрять. Сам я с ними прыгать не пошёл, но корпоративный спорт мы, однозначно, поддерживаем. Здоровый образ жизни на сегодняшний день – это серьёзный драйвер того, что у людей появляется энергия для работы. Мне как работодателю важно, чтобы то время, что человек провёл на работе или для работы (у нас есть много людей, которые работают из дома), было продуктивным. А для этого работник должен быть бодр, здоров и энергичен. Вот это мы и поддерживаем.

Если говорить о каком-то корпоративном сближении, то "Оргхим" – работодатель такого уровня, что приходящие к нам люди сами понимают, что без какого-то микроклимата в коллективе и общения невозможно. И мы поддерживаем их инициативы. У нас в Высшей лиге чемпионата России по мини-футболу играет своя команда. И когда люди приходят болеть за ФК "Оргхим", то они понимают, во что ещё предприятие вкладывает деньги.