Дмитрий Олюнин: "События в банковской сфере добавляют ей доверия"

Дмитрий Олюнин (Фото: РБК)

Вы – глава одного из крупнейших банков в России, приехали в Нижний Новгород. Зачем?

Нижний Новгород во многом для меня – родной город, я провел здесь значительную часть своего детства. Бабушка преподавала в инязе, дедушка – работал на радиоэлектронном производстве. Во-вторых, это третий по масштабам центр нашего бизнеса после Москвы и Петербурга. Причем бизнес здесь представлен во всех своих проявлениях: и работа с крупными корпоративными клиентами, и с малым бизнесом, и с частными клиентами. В целом, у нас более 1000 человек работает в Нижнем Новгороде: здесь сосредоточен целый ряд технологических функций, которые обеспечивают работу банка в целом.

Именно в Нижнем Новгороде открылся год назад западный хаб, почему не Самара, не Пермь?

Во-первых, исторически в Нижнем Новгороде работал крупный филиал Росбанка: здесь есть база квалифицированного персонала, на которой можно "раскатывать" новую платформу. Во-вторых, здесь есть хороший рынок труда, достаточно глубокий для того, чтобы обеспечить экономический эффект и иметь нужных специалистов. В третьих, это логистическая доступность: всего три с половиной часа на электричке от Москвы. И последний немаловажный фактор – это часовые пояса. Нижний Новгород покрывает территорию Запада России до Урала. После Урала эстафету подхватывает Красноярск. Ну и наконец имеют значение различные вопросы логистики, инфраструктуры самого города, цены на аренду офисных площадей. По совокупности в Нижнем Новгороде формируется один из самых эффективных наборов условий для построения подобной инфраструктуры.

Логика железобетонная, хотелось бы, чтобы и другие компании в такой же логике рассуждали. Вы открыли здесь новый современный офис, хотя в эпоху диджитализации банки закрывают офисы. Вы тут против рынка, или какая-то особая у вас история?

Мы находимся в тренде: за четыре года мы существенно сократили свою региональную сеть. У нас было порядка 630 отделений по России, сегодня – порядка 350. Но при этом мы не покинули ни один регион, а оптимизировали сеть для того, чтобы найти эффективное сочетание физического присутствия и дистанционных цифровых каналов. Мы – банк людей среднего возраста, от 30 и старше, для этих клиентов физические каналы остаются важными. По результатам опросов, больше 60% наших клиентов хотят видеть живые отделения.

Естественно, значение цифровых каналов трудно переоценить. Сегодня в России порядка 40% всех транзакций совершается в цифровых каналах. Эта доля будет расти. Тем не менее, учитывая территориальное многообразие нашей страны, её размеры, большое количество городов-миллионников, полный отказ от физического присутствия нецелесообразен на данном этапе. Поэтому мы в своей сети нашли оптимальное количество отделений. И естественно, мы будем работать над улучшением форматов. Мы хотим делать офисы более удобными и запоминающимися, работать с эмоциями клиентов, при этом интегрировать в офис также и цифровые технологии. Вторая часть – цифровые каналы. Это ключевой фокус развития, об этом можно говорить отдельно. В целом, мы за сочетание цифрового, человеческого и технологического.

Есть версия, что классический банк, скажем так, заканчивается. Есть даже смелые люди, которые говорят, что банк должен стать технологической компанией, как Google, Facebook... Супермаркет, который в два клика решает все. Какое будущее у банков, с вашей точки зрения?

Разумеется, сегодня важно быть гибким и уметь постоянно меняться. Надо отталкиваться от сегодняшнего дня. На мой взгляд, банки сохранятся. Безусловно, они будут развиваться в сторону большей интеграции с другими партнерами, выходить за пределы традиционных банковских продуктов и услуг. Особенности России – не новые игроки будут "разрушать" банковский рынок, а сами банки будут перестраивать себя, внедряясь в новую экономику. Все-таки в России банки являются драйверами технологических изменений. Стартапы и финтехи существуют во многом вокруг банков и во многом благодаря им.

Мне кажется, что в России, в отличие от других стран, где банки находятся под большим давлением, во многом благодаря нашим геополитическим особенностям, есть хорошие условия для того, чтобы банки были лидерами технологической революции в своем же секторе. В менеджменте российских банков нет косности, есть открытость, они смотрят в будущее с интересом и идут туда. Здесь сочетается человеческое с технологическим, что очень важно для развития банковского сектора.

Открываю последние цифры мировых компаний. Понятное дело, на первом месте Apple, Google, IT-компании. И удивляет, что капитализация "Газпрома" меньше, чем капитализация Etherium. Что происходит с этим миром, куда мы идем, справедливо ли это, когда такие небольшие компании и "Газпром" находятся на одних весах?

Я думаю, что каждая вещь стоит столько, сколько за нее готовы заплатить. Насколько устойчив этот тренд и сохранят ли те компании, которые сегодня дорого стоят, свою стоимость в будущем – большой вопрос. Тем не менее, мы понимаем, что традиционные отрасли находятся, скорее, в парадигме защиты. А современные новые отрасли, в особенности, основанные на биоинженерии, генных технологиях, цифровых технологиях находятся на фазе роста. Инвестор покупает во многом будущее, возможность участвовать в какой-то большой истории. Она может не удасться, зато если выиграет, то оффсайд будет велик.

Год для банковской сферы был тяжелым, смотрите, какие махины стали валиться: и "Югра", и "Промсвязьбанк", и "Открытие". Когда я смотрю отчеты на РБК, мне хочется оставшиеся деньги сложить обратно в матрас и подождать, когда все изменится. Долго ли ещё, на ваш взгляд, будет происходить банковская зачистка, правильно ли то, что сейчас происходит в России?

Очень многогранный вопрос. Я постараюсь высказать несколько соображений. Первое – мне кажется, что всё происходящее, скорее, добавляет доверия банковской системе в целом. Потому что работает система страхования вкладов: и с точки зрения финансовых обязательств, и технологий выплат. Кроме того, Банк России показал, что он готов идти на решительные меры по отношению в несистемообразующим банкам. Если банк системно значимый, ЦБ урегулирует ситуацию, чтобы не было неблагоприятных последствий. Думаю, не стоит обсуждать причины сложившейся ситуации, но, тем не менее, для вкладчиков, на мой взгляд, это положительный факт.

Во-вторых, мы видим сочетание управленческих ошибок и неспособности, в силу разных обстоятельств, обеспечить эффективную бизнес-модель в нашей сегодняшней среде. К этому привело несколько факторов: неуправляемый рост, избыточные риски в кредитовании, во многом – риски собственников, и увлечение различными инвестиционными, не совсем коммерческо-банковскими, активностями, которые также привели в омертвлению достаточно большого капитала и к невозможности быстро обеспечить ликвидность банка. Можно перечислить еще много факторов, уникальных для каждого из банков, но болезнь роста, качество кредитного портфеля, увлечение финансированием собственников в разной степени – это присуще всем несбалансированным бизнес-моделям. И в общем, уже в 2012-13 годах целый ряд банков, которые вы назвали, вызывали вопросы с точки зрения устойчивости их бизнес-модели.

Как дела обстоят у Росбанка? Вы назвали ряд параметров. Как у вас дела обстоят с кредитным портфелем и так далее?

- Росбанк как часть международной финансовой группы Societe Generale исповедует консервативный традиционный европейский бэнкинг. Наша основная деятельность – кредитование наших клиентов, мы не кредитуем собственника. Все наши кредитные активы расположены в России. В этом году темпы роста для нас отрадны: наш корпоративный портфель вырос на 10%, но это не пятикратный рост. Банк растет, но растет контролируемо. Я думаю, мы могли бы расти еще быстрее, не теряя устойчивости нашей бизнес-модели.

У нас очень хорошая диверсифицированная клиентская база, наивысшие рейтинги в России, поэтому нам доступен рынок долгового капитала, мы – один из крупнейших эмитентов на рынке бондов. У нас широкая диверсифицированная база физических лиц, причем она устойчиво растет. Перенос фокуса вкладчика на надежность банка, благоприятен для нас. Достаточно сказать, что наша пассивная база физлиц выросла в этом году на 20%, существенно опередив рынок. Отрадно, что во всех сегментах – и в массовом сегменте, и в VIP-сегменте – наш объем пассивов вырос в три раза за три года.

Что пользуется популярностью у богатых клиентов?

Сегодня в условиях снижения ставок традиционное размещение депозитов становится менее привлекательным. Более того, если раньше целый ряд наших сограждан использовал размещение своих средств за рубежом, сегодня, в силу многих обстоятельств, капитал репатриируется и в большей степени, чем раньше, размещается в России. Поэтому и спрос на новые продукты в этих обстоятельствах растет.

Что предлагают банки, и Росбанк – в том числе? Прежде всего, это инвестиционное страхование жизни. Далее – очень широкий спектр продуктов финансового рынка: это и евробонды, бонды иностранных компаний. Сегодня наши клиенты с интересом смотрят на ценные бумаги европейских эмитентов, азиатских эмитентов, различные структурированные продукты. В этом смысле Росбанк, наверное, имеет определенные преимущества, учитывая, что в структуре продуктового ряда мы опираемся на продуктовые возможности нашей материнской компании. Сам по себе набор традиционен, но наше разнообразие и готовность предоставлять, особенно для VIP-клиентов, очень "тюнингованный" инструмент, я думаю, выделяет нас с положительной стороны.

Есть такая версия, что рыночная модель потребления закончилась, и сейчас наступает модель сбережений. Я не знаю, насколько это хорошо для банков, с одной стороны – люди должны понести все деньги вам, с другой – информационный фон не такой благоприятный. Эта модель сбережения будет долго действовать в России? Рост, который сейчас демонстрирует экономика, не такой, как нам бы хотелось. Все хотят, чтобы завтра стало лучше. Что вы думаете на этот счет?

Темп роста пассивной базы ненамного превышает инфляцию. Сегодня меньше, чем в предыдущие годы. Более того, темп роста кредитования – и в ипотеке, и в револьверных продуктах, в потребительском кредитовании – набирает обороты. В этом году, мы ожидаем, что он превысит 12% за счет эффекта отложенного спроса.

Но в этом вопросе я разделяю позицию министерства экономического развития: возвращение потребления за счет использования, как это ни парадоксально, низкой закредитованности населения, может иметь долгосрочные и очень благоприятные последствия для экономического роста. Ведь, когда мы говорим о проблематике закредитованности населения, мы должны смотреть глубже и видеть драйверы этой закредитованности. На самом деле, закредитованность – это не основной долг, а проценты. Условия, при которых население занимало под высокий процент, создавало избыточную долговую нагрузку. Плюс, наверное, банковская система, регулятор, шли через определенные этапы роста и лучшего понимания рисков потребительского кредитования.

Не надо забывать, что потребительскому кредитованию в России всего 15 лет, это молодой рынок. Сегодня и банковская система более зрелая, и потребитель более зрелый, более финансово грамотный. Повторюсь, снижение процентных ставок дает уникальную возможность удержания хороших двузначных темпов роста потребительского кредитования и кредитования населения в целом. Что, на мой взгляд, будет способствовать экономическому росту и росту спроса.

Чем больше вы выдаете кредитов, тем больше вероятность, что кто-то их не вернет, и всегда показатель невозвращенных кредитов определяет, насколько банк устойчив. Каков процент невозврата кредитов у Росбанка?

Процент невозврата, на самом деле, не сильно характеризует ситуацию в целом. В этом году он составил всего 1,2%. Это очень низкий показатель. Мы предполагаем, что показатель будет расти в ближайшие три года, но ожидаем, что он удержится в пределах двух процентов. На ближайшие годы у нас достаточно оптимистичный прогноз по качеству потребительского портфеля. Если не будет каких-то внешних шоков, мы считаем, что, несмотря на снижение ставки и давление на маржу – в ипотеке мы ее уже видим – потребительское кредитование будет сохранять прибыльность и удерживать достаточную маржу для демпфирования возможных колебаний цены риска.

Спрошу про ипотеку. Наша страна долго шла к снижению ставки к однозначному числу. Как вы думаете, будет ли дальнейшее снижение, и возможен ли приход к ставкам, как в Европе, порядка 3%?

Ставка на ипотеку, по сути, привязана к ключевой ставке ЦБ. Я думаю, значительная часть её снижения уже пройдена. Сейчас ставка равна 7,75%. Я думаю, ипотечные ставки начнутся с 8,5%. В январе они отыграют снижение. И соответственно, диапазон будет от 8,5% до 10,5-11%. Потенциал снижения ещё есть. Мы видим для себя ставку рефинансирования в конце следующего года 7% и где-то к 2020 году – порядка 6,5% - 6,75%. Но тем не менее, это уже не тот оффсайд, когда ставка снижалась на сотни базисных пунктов в год. Поэтому откладывать, с этой точки зрения, покупку недвижимости не стоит. У себя мы видим достаточно хороший спрос – двузначный рост.

Вы говорите о том, что ваши клиенты – это люди, которые уже что-то успели сделать, наверняка, среди них есть и предприниматели. Но малый и средний бизнес сегодня в России находится не в том состоянии, в котором нам бы всем хотелось. Что показывает ваша работа с ними?

Я вижу в этом сегменте большой потенциал, несмотря на все перипетии нашей жизни. Предпринимательский дух в России силен. Среднему бизнесу сложнее. Малый бизнес, при всех сложностях, живет, перерождается, такая птица-феникс. Я думаю, что сейчас, для него, скорее, фаза позитивная. Мы видим хорошую динамику: качество портфеля малого бизнеса существенно улучшилось. У малого бизнеса традиционно много сложностей, и с точки зрения регулирования, и с точки зрения налоговых аспектов, тем не менее, он показывает хорошую способность к выживанию. Мы делаем ставку на этот сегмент, причем не только на традиционные продукты. Например, сейчас интенсивно работаем по продвижению лизинга для малого бизнеса. Мы уже запустили этот проект, рассчитываем, что он выйдет на промышленные масштабы в третьем квартале следующего года.